Мир шерсти 17. Нина принимает ванну

Придя домой, первым делом Нина поспешила в спальню, чтобы снять платье. Она дернула "молнию" на спине, но застежку заклинило.

— А все потому, что ты вечно спешишь, — заметил я. Откуда было ей знать про запирающий механизм на "молнии". Она попросила помочь, но я только посоветовал остаться в платье еще ненадолго.

— И что будет? — поинтересовалась она.

Я ничего не ответил, а занялся коробкой, одолженной у Энжи. Оттуда я извлек длинный свитер — скорее, короткое платье, — и дал его Нине, она без лишних разговоров натянула его. Цвет превосходно подходил к ее одежде, и она выглядела просто очаровательно.

За этим последовало пальто, как и платье, длиною до пола, связанное из отменно толстой черной пряжи. Нина укуталась в пальто и застегнула золотые пуговицы — с нижними мне пришлось помочь, поскольку наклоняться ей стало трудновато. Также пришлось повозиться с двумя верхними пуговицами, мешал высокий воротник. Когда все пуговицы были приведены в порядок, я попросил Нину пройтись по комнате.

Ни платья, ни пуловера не было видно под пальто. Она ступала мелкими шажками, поскольку полы пальто плотно охватывали ее ноги.

— Теперь ты хорошо одета. Пойдем-ка немного прогуляемся. На улице темно, так что можешь не волноваться, что тебя увидят... В любом случае, в этот прохладный вечер шерстяное пальто вполне уместно.

Нина согласилась.

Мы вышли из дома и отправились в соседний парк. Я твердо поддерживал Нину, подозревая, что ее мысли сейчас больше занимает одежда, нежели то, что под ногами. Приятно было видеть, с каким трудом ей дается каждый шаг, хоть она и не связана. Мне не удалось уломать ее посетить паб на углу, так что мы, наконец, вернулись домой.

— Теперь я по-настоящему устала, как будто несу полный рюкзак! Эта одежда замечательно тяжелая.

— Приляг ненадолго, — предложил я.

Она рухнула, в чем была, на диван в гостиной. Я стянул с нее ботинки, уложил ее ноги на диван и отправился на кухню за бокалами.

Когда я вернулся, моя женушка уже дремала. Усевшись на полу рядом, я стал поглаживать ее живот. Не дождавшись никакой реакции, я спустился к ее ногам и стал медленно вползать во тьму и тесноту под ее вязаным платьем. Мои руки были уже плотно прижаты к туловищу, когда я, наконец, добрался до края ее высоких грубых шерстяных чулок.

В беспросветной темноте я вдохнул дивный аромат. Я принялся исследовать ртом ее интимные места и, не мешкая, пустил в ход язык. Донеслись приглушенные вздохи и постанывание, мои движения делались все более нетерпеливыми, а Нина — все более влажной. Наконец, ее тело буквально забилось в конвульсиях, как прежде бывало редко. Я прижался лицом и замер. Надо мною тек насыщенный приятный запах...

Спустя какое-то время я стал, извиваясь, выбираться из своего добровольного заключения. Должен сказать, это было непросто... Оказавшись на воле, я с удивлением обнаружил, что голова и шея Нины полностью скрыты под толстым шерстяным капюшоном. Когда я попытался его снять, она замотала головой, давая понять, что хочет остаться так. Я не возражал, и погладил ее лицо сквозь шерсть.

Возле бокала на столике лежала записка с такими словами:

Любимый!!
Ты сделал для меня столько приятного, чего я, возможно, и не заслужила. Поэтому я вставила кляп себе в рот, затычки в уши и натянула сверху этот капюшон, так что я ничего не смогу возразить, если у тебя есть на сегодня еще какие-то планы. Прошу только об одном: не вытаскивай меня больше из дому в капюшоне. В остальном, можешь делать со мной все, что хочешь. Еще я хотела бы остаться с кляпом и капюшоном хотя бы до утра, пусть этой ночью мне придется немного помучиться — ведь сегодня я испытала так много удовольствий.
Твоя Нина.

Да, у меня имелся план. Однако для этого еще предстояло потрудиться. Взяв жену за руки, я помог ей встать и отвел в спальню.

Там я снял с нее пальто, свитер и платье, оставив ее в чулках. Капюшон я приподнял, чтобы вынуть кляп, и снова опустил. Она запротестовала:

— Я в самом деле хочу побыть заткнутой до утра.

— Думаю, тебе найдется, что сказать. Видишь ли, я приготовил для тебя кое-что особенное.

Надев на нее еще два капюшона, я вручил ей трусики и лифчик от Энжи. Надеть их Нине было трудновато, поскольку укутанная голова не способствует координации движений. Затем я натянул на нее пару резиновых перчаток и одел в комбинезоны Энжи, запер манжеты на запястьях. Когда же лента стянула воротник, то нечего стало и думать избавиться от капюшонов.

Я оглядел жену и нашел ее очаровательной. Костюм подчеркивал красоту фигуры, а шерстяные капюшоны ладно облегали голову. Но я еще не закончил: последовала пара толстых шерстяных перчаток, длинное вязаное платье и пара рукавиц. Ей на ноги я натянул три пары носков до колен. Затем надел на нее давешний свитер.

Довершили все четыре громоздких и тяжелых шерстяных пальто из грубой толстой пряжи, которые я застегнул на все пуговицы. Нина с трудом сохраняла равновесие под весом всей этой одежды... Пока довольно. Я обнял жену, ее колени подгибались.

Мы спустились по лестнице в подвал — соседи укатили в отпуск, так что дом был в полном нашем распоряжении. Я застелил пол большим куском полиэтилена и поставил Нину на него. Затем взял трубку летнего душа и пустил теплую воду.

С увлечением я принялся поливать ее, начиная снизу, — с величайшей осторожностью, чтобы не намочить капюшоны: очень трудно дышать через мокрую шерсть. Нина не догадывалась, что я делаю, ведь вода не проникала сквозь резину комбинезонов.

— Что ты делаешь? Моя одежда делается все тяжелее и тяжелее, я еле стою!

— Ты весь день мечтала о ванне, теперь ты ее получила.

Понемногу до нее дошел смысл моих слов. Довольно скоро она растянулась на полу под тяжестью мокрой шерсти, упала медленно и очень мягко. Я прилежно трудился, пока вся ее одежда не промокла насквозь.

— Мне стало так тепло, — проговорила она.

— А чтобы ты не остыла, завернем тебя еще раз.

Я поднял полиэтилен и закатал в него Нину так, что снаружи осталась только голова.

— Ну что же, наслаждайся ванной. Когда закончишь, поднимайся ко мне в спальню...

Я хлопнул дверью: пускай Нина думает, что осталась одна. На самом деле я устроился в углу и наблюдал, как она пытается выбраться на свободу. Очевидно, мокрая одежда придавила ее с такой силой, что она не могла даже пошевелиться.

Потом она пробормотала, не подозревая, что ее слышат:

— Как я выберусь из этой одежды, если не могу даже руки поднять? Он, должно быть, лежит себе в постельке, а мне придется ночевать в подвале...

Стало тихо. Похоже, как это ни странно, что Нина уснула.

Я укутался в пару шерстяных одеял. Не мог же я бросить ее одну.